Стартовая страница Рейтинг@Mail.ru

Каникулы 1844 года

Вышневолоцкий историко-краеведческий альманах №4, стр. 83-95

 
А.И. Ишимова
   
Родилась 25 декабря 1804 г. Популярная детская писательница XIX века. Самый известный труд А.И. Ишимовой – «История России в рассказах для детей». Она издавала детский журнал «Звёздочка". «Каникулы 1844 года» написаны в форме дорожного дневника.

 

Из забытых публикаций

      Каникулы 1844 года

      

Александра Иосифовна Ишимова стала в XIX веке самой известной детской писательницей. Ее первые произведения одобрил А. С. Пушкин, а знаменитый труд "История России в рассказах для детей" неоднократно переиздавался при жизни писательницы, переиздается и до сих пор. Менее известны путевые очерки "Каникулы 1844 года", в которых описывается переезд из Санкт-Петербурга в Москву в середине XIX века. Впечатления писательницы от поездки, почерпнутые в городах Тверской губернии, вы и прочитаете. А. И. Ишимова ехала с родственниками, среди которых был знаток старины Николай Дмитриевич, а писала она в форме писем к своей сестре. В публикации частично сохранена грамматика тех лет.

 

Вышний Волочёк.
       По дороге, от Зимогорья или Валдая до первой станции, Едровой, замечательной тем, что она находится ровно на половине дороги между Москвою и Петербургом – есть много очень красивых местоположений. Лучшее украшение их составляет Валдайское озеро, подле которого приходится ехать. Вообще от Валдая до Вышнего Волочка видно много воды, то на одной, то на другой стороне дороги, а иногда и на обеих в одно время. Заметно, что приближаешься к месту главных водяных сообщений наших. Здесь Николай Дмитриевич много толковал нам о важности Вышнего – Волочка в том отношении, что он служит местному соединению Двух отдаленнейших морей наших – Балтийского и Каспийского, соединения, которого первое начало сделано было еще бессмертным Петром нашим. Предназначив Петербургу быть одним из главнейших портов в свете, он видел, что для успеха внутренней торговли необходимо соединить его с теми внутренними губерниями, из которых можно в изобилии получить все, что нужно для продовольствия многолюдной столицы. И это соединение сделалось Вышне-Волоцким каналом, – первым из каналов Русских. Не распрашивай меня о подробностях этого важного для нас водяного сообщения: если ты знаешь, что главная цель этого канала соединить воды Невы с водами Волги, – то и этого довольно. Николай Дмитриевич, однакож, нашел, что этого не совсем довольно, и, подъезжая к Вышнему-Волочку, объяснил нам все системы водяных сообщений наших, а, приехав туда, тотчас показал нам каналы и шлюзы. Проезжая в конце июля месяца, мы не заметили здесь особенной деятельности, но, говорят, что надобно посмотреть Вышний-Волочек весною и в начале лета, в дни спуска в каналы судов. Тогда делается во всем городе величайшая суматоха: народ толпится не только по берегам каналов, но даже на всех площадях и улицах, во всех домах и лавках. Каждому есть какое-нибудь дело до отправляющихся судов: иной спешит с ящиком, другой с письмами, третьему надобно получить деньги с отъезжающих купцов, четвертому отдать их какому-нибудь приятелю. Одним словом, шум, крик, суета на каждом шагу. И та суматоха начинается на рассвете дня, в который объявят с барабанным боем о спуске и выставят флаг.

С приближением решительной минуты, город начинает походить на галерею подле вагонов железной дороги: все рабочие и лоцманы спешат на свои места, все купцы и расстающиеся спешат договорить последние прощанья. Как скоро шлюзные ворота отворятся, все рабочие начинают молиться и призывать Бога в помощь, а Св. Николу в путь; – в минуту же прохода в ворота на всем быстром бегу барок поют радостные песни. Вообще Вышневолоцкие жители охотники до песен, и хорошо поют их: мущины лучше нежели женщины, которые очень жеманятся во время пения. Нас очень смешила молоденькая девушка, дочь хозяина той гостиницы, в которой мы обедали. Мы слышали, как она пела, и так уморительно выговаривала иные слова, что Валериан записал их и хочет позабавить ими Анюту, когда воротится в Петербург. Везде, где только у нас "е", они ставят "и", а где "е", так у них – "я". И вот от того и выходит такие слова: "бясида", вместо беседа; "дивушка" вместо девушка; "лито" вместо лето, а иные слова трудно понять, так она коверкает их. Кроме многих каналов, в Вышнем Волочке есть еще и река. Зовут ее Цна. В городе есть много красивых строений и 9.000 жителей. Я описываю тебе, милая сестрица, все города, которые мы проезжаем с такою подробностию, что я думаю, журнал мой может служить твоим детям вместо Географического урока; но это все делается по твоей просьбе – вспомни, и потом извини, если ты соскучишься за длиннотой моих описаний: я стараюсь только исполнить твое желание и доставить тебе и семейству твоему самое верное и подробное описание дороги из Петербурга в Москву. Торжок.
В 65-ти верстах от Вышнего Волочка явился перед нами прехорошенькой городок Торжок. Он очень старинный: летописи наши говорят о нем еще в XII веке. Первую церковь и монастырь построил в нем в 1015 году конюший Князей Бориса и Глеба, так несчастно окончивших жизнь свою. Много несчастий перенес в древности и самый Торжок, и все более за связи свои с гордым Новгородом, который называл себя то братом его, то властителем. Пять раз он был разоряем почти до основания. В последний раз это было в 1606 году. Имя его доказывает, в чем состояла главная слава его, но после разорения 1606 года, это доказалось еще гораздо более. После страшного разорения, которому подвергся тогда Торжок от Поляков, в нем оставался только монастырь Св. Чудотворца Ефрема. Вот бедные, разоренные жители начали сходиться торговать с теми поселянами, которые приезжали в церковь монастырскую помолиться Богу. Торги шли так удачно, что разоренный Торжок назван был вскоре в воспоминание прежнего: Новым-Торгом, а жители – Новоторжцами, а с нею и богатства были всегда принадлежностью Торжка: дома, церкви, гулянья, гостиный двор, большие площади, набережная, сады, все это богато не по уездному городку, во всем видно, что деньги щедрою рукою сыпались на это устройство. Приятная картина довершается живою деятельностью народа, попадающегося на улицах: кажется, все здесь заняты делом, а это так приятно видеть! В Январе и Сентябре бывают здесь ярмарки, на которых продается одних крестьянских изделий на 60.000 рублей. По этому можно судить о торговых способностях жителей Торжка. Надобно сказать что, в этом отношении большим пособием для них всегда было положение их города при судоходной реке Тверце, по которой мимо Торжка проходит каждый год до 4.000 барок. Это доставляет им возможность торговать с Петербургом, Москвою, Малороссией), Нижним Новгородом, и, одним словом, со всеми местами, которые лежат по берегам рек, имеющих сообщение с Тверцою и Волгою, куда впадает Тверца. Выгодное положение всегда доставляло Торжку такую важность, что в XIII веке Новгород едва не погиб от него голодною смертью: жители Торжка, поссорившись за что-то с Новгородцами, вздумали не пропускать к ним съестных припасов. Теперь в числе произведений Новоторжской промышленности и торговли первое место занимают изделия кожевенные: здесь можете вы найти прекрасные козьи кожи и сделанные из них тюфяки, чемоданы, портфели, кисеты, сапоги, башмаки и туфли, вышитые золотом, серебром и шелками. Все это проезжие могут купить почти не выходя из экипажа: в том же доме, где гостиница, есть и магазин с этими вещами. Разумеется, все они тут очень дороги: путешественникам, на полчаса остановившимся, нет времени торговаться, а почти всегда есть охота купить какой нибудь гостинец тем, к кому они едут. В богатом Торжке и гостиницы богаты: и особенно одна, которую содержит вдова Пожарского. Мы удивлены были вошедши в ее комнаты. Вообрази, милая сестрица, высокие и огромные залы, с окнами и зеркалами такого же размера, с самою роскошною мебелью; все диваны и кресла эластически мягки, как в одной из лучших гостиных Петербургских, столы покрыты цельными досками из цветного стекла, занавесы у окон кисейные с позолоченными украшениями. Но хозяйка не выдержала до конца характера изящной роскоши, какой хотела придать своим комнатам: все это великолепие окружено стенами, не только необитыми никакими обоями, но даже довольно негладко-вытесанными. Такая беспечность имеет в себе что-то оригинально-Русское. Но главная слава этой гостиницы заключается не в убранстве ее; нет, ты верно не угадаешь в чем, любезная сестрица. В котлетках, которые известны здесь под именем Пожарских. Быть в Торжке и не съесть Пожарской котлетки, кажется делом невозможным для многих путешественников. Николай Дмитриевич, сообщая нам все примечательности дороги, хотел чтобы мы имели понятие и об этих чудесных котлетках, и приказал подать их за обедом. Ты знаешь, что я небольшая охотница до редкостей в кушаньях, но мне любопытно было попробовать эти котлетки, потому что происхождение их было интересно: один раз в проезд через Торжок Императора Александра, дочь содержателя гостиницы Пожарского видела, как повар приготовлял эти котлетки для Государя, и тот час же научилась приготовлять такие же. С того времени они приобрели известность по всей Московской дороге, и как их умели приготовлять только в гостинице Пожарского, то и назвали Пожарскими. Мы все нашли, что они достойно пользуются славою: вкус их прекрасный. Они делаются из самых вкусных куриц.
В Торжке изобилие во всем: после сытного обеда нашего нам поднесли и десерт: несколько мущин и женщин стояли на крыльце гостиницы с корзиночками самых крупных вишен. Мы с восхищением купили, потому что вишни были чудесные, но каково же было наше удивление, когда вместо полной корзиночки этих прекрасных ягод, мы нашли только два ряда их, а остальное составлено было из несколько рядов толстой сахарной бумаги! Мы подосадовали на богатый и торговый Торжок.
Вскоре после обеда дилижанс наш был уже запряжен, и мы отправились по дороге к городу, некогда очень знаменитому в России – Твери. Чуть было не забыла написать тебе несколько слов от Лизы: она, зная твой изящный вкус, просит сообщить тебе о том, какую церковь видели мы при выезде из Торжка. Это одна из старинных, каких здесь очень много, но выкрашена уж не знаю давно ли, только подивись выбору красок: вообрази, что она сама темно-голубая, фундамент её желтый, а кровля зеленая.

Тверь и Клин

Торжок отделяется от Твери только 58 верстами. Но и на этом небольшом расстоянии заметна разница и в местоположении, и в постройке домиков крестьян, и даже в самом состоянии этих крестьян. Не знаю, как внутри, но, по крайней мере, снаружи Тверские деревни кажутся гораздо беднее Новгородских: кровли у них почти все соломенные. Места по дороге также изменяют вид свой по мере приближения к Твери: они теряют свою возвышенность и делаются плоски и болотисты. Но у самой Твери они вдруг делаются красивы по-прежнему, и можно сказать, еще красивее, потому что оживлены самою величественною из рек нашей Европейской России - Волгою. Да, колыбель этой прекрасной реки в Тверской губернии, – и в самой Твери уже надобно переезжать ее по мосту, довольно низенькому. Может быть, он оттого показался нам таким, что оба берега Волги высоки, и на мост надобно спускаться под гору. Первое знакомство наше с Волгою на этом мосту было тревожное, или, как говорит Валериан, – поэтическое. Вообрази, милая сестрица, страх наш: съезжая с горы довольно скоро, огромный дилижанс наш взъехал на мост с большим шумом, и в эту самую минуту взъезда раздался со всех сторон крик: "Стой! Стой!" Мы с Лизой и с Ольгой Дмитриевной тотчас подумали, что мост сломался и мы опускаемся в воду. Однако прошло несколько секунд, и мы все еще не проваливались и лошади наши все еще бежали, а около нас все что-то кричали. Ты легко можешь представить себе, в каком мы были положении, и как мало мы в состоянии были слышать все, чем старался успокоить нас Николай Дмитриевич, который сначала и сам не совсем понимал, что случилось. Наконец не прежде, как на половине моста, мы удостоверились, что не провалимся. И что же это было? От сильных дождей и ветру вода в Волги так поднялась, что доходила почти до перил мостовых, и когда мы взъехали на мост, то она выступила и на мост. Вот прежде кричали нам: '"Стой!" чтобы мы не так скоро ехали на мост, а потом кричали на лошадей, чтобы они не остановились на мостовом возвышении, что в самом деле могло быть опасно при высоте воды. Когда мы поднялись уже на другой берег и спокойно ехали по дороге к гостинице, то весело было вам говорить о нашем приключении, а на мосту это было очень страшно, и я имею теперь понятие о том чувстве, с каким люди проваливаются с мостов в воду.
Тверь – прекрасный городок по местоположению и по строениям. Лучший вид на него с Петербургской дороги: вообрази ряд каменных домов, по большой части прекрасных, на длинном протяжении высокого берега, покрытого до самой воды прелестною зеленью.
Кроме этой прекрасной улицы-набережной, в Твери есть еще замечательная улица – Миллионная. Она вся застроена богатыми каменными домами одинаковой высоты и Гостиным двором в два этажа. Так как и наш Петербургский Гостиный двор имеет не более двух этажей; так и у нас есть Миллионная, в которой также отличительною чертою – одинаковая высота домов; как и Невская набережная наша представляет один из лучших видов Петербургских: то, проезжая Тверь от одного конца ее до другого, где Миллионная улица оканчивается огромным домом Больницы, - нельзя не заметить какого-то миниатюрного сходства, – или лучше сказать, родства красивой Твери с великолепным Петербургом. И этому есть причина, кроме одинакового положения их на берегах двух таких прекрасных рек, как наша Нева и Волга: Тверь украшена, или лучше сказать, вновь создана Великою Екатериною. Вот каким образом: вы, конечно, уже знаете, милые читатели мои, что Тверь в старину была очень велика; ведь она составляла некогда отдельное Княжество, и даже Тверские князья были несколько времени и Великими князьями; так, стало быть, Тверь бывала и столицею. Но следы бывшего великолепия ее исчезли не столько от времени, сколько от сильных пожаров, особенно часто случавшихся в Твери. 12-го мая 1763 года был самый ужаснейший из них: город выгорел почти до основания. Это было во второй год царствования Императрицы Екатерины II. Государыня, необыкновенная во всем, явилась необыкновенною и в помощи, оказанной ею городу, некогда знаменитому в истории России. Она приказала построить на счет свой по каменному дому, крытому железом, каждому из граждан. Кроме того, она приказала построить Гостиный двор, магистрат и много разных других строений и вымостить камнем дорогу. С этого времени Тверь, как феникс из пепла, совершенно возродилась к новой жизни, и жители ее, конечно, всегда будут передавать детям своим рассказы об этой беспримерной милости благодетельной Государыни. Ты, конечно, догадаешься, милая сестрица, от кого мы узнали все эти интересные подробности. Николай Дмитриевич, я думаю, еще в Петербурге приготовил записку обо всех примечательностях дороги нашей: невозможно, кажется, так верно помнить все это наизусть. Неудивительно, если у него есть об этом записочка. Ведь у него есть и табличка, в которой записано, что делать в каждый час дня, и он бывает очень недоволен, если не успеет исполнить чего-нибудь из назначенного по этой табличке. Это бывает с ним, конечно, не в дороге, где нет возможности и думать о какой-нибудь точности. В дороге, кажется, он совсем оставляет свои ученые привычки, и мы не заметили в нем до сих пор никакого неудовольствия на наши женские, иногда в самом деле очень скучные хлопоты. Но возвратимся к Твери. Мы проехали ее почти всю прежде, нежели увидели любимую гостиницу Николая Дмитриевича, в которой, по желанию его, мы и остановились. Мы остаемся здесь до завтра. Погода прекрасная и для всех нас есть в Твери много любопытного: для Ольги Дмитриевны - церкви и монастыри в городе и окрестностях его, для меня – Дворец, где некогда жила Великая княгиня Екатерина Павловна, и где Карамзин в 1810 году читал ее Высочеству и Императору Александру Павловичу первые главы своей истории. Для Лизы же и Валериана все интересно в Твери: им сказал Николай Дмитриевич, что здесь скончалась бывшая прежде Царевна Татарская, а потом супруга Великого Князя Георгия Даниловича Кончака-Агафия. Она давно уже знала историю этой Кончаки из одной небольшой книжечки, которую давала Лизе читать одна маленькая приятельница ее. Известно, что эта замечательная в истории нашей Царевна или Великая Княгиня умерла скоропостижно в Твери, где княжил тогда В. К. Михаил Ярославич, прозванный Отечестволюбцем. Георгий Данилович, племянник Михаила, Князь хитрый и честолюбивый, женившийся на Татарской Царевне, сестре тогдашнего Хана Узбека, только для того, чтобы достичь до престола Великокняжеского, который в те времена отдавался тому или другому из Князей Русских единственно по воле Хана. Георгий Данилович воспользовался неожиданною смертью супруги своей и поехал в Орду объявить Узбеку, что она умерла от отравы, данной ей по приказанию Великого Князя. Молодой и неопытный Хан поверил словам клеветника, потребовал к себе Михаила и отдал его на суд вельмож своих, которые все были преданы Георгию, как зятю своего Государя. Разумеется, несчастный Князь не мог оправдаться перед судьями, столь несправедливыми, и умер как мученик в Орде. Это было в 1319 году. Он признан Церковью нашей Святым, и тело его, привезенное тогда же из Орды в Москву, а потом по просьбе супруги его - в Тверь, почивает в здешнем Преображенском Соборе. Вот нам всем очень хотелось помолиться этим мощам и мы, полные воспоминаний о Кончаке, которого всю историю Лиза подробно рассказала нам, отправились в Собор. Он особенно примечателен своею древностью: первоначально его построил этот святой великий Князь Михаил Ярославич, который теперь почивает в нем. При Царе Михаиле Федоровиче он был уже так ветх, что его разобрали, и в 1682 году построили новый, нынешний, который весь из белого камня. В царствование Екатерины Великой Архиепископ Платон так великолепно возобновил его и украсил такою превосходною живописью, что Государыня в бытность свою в Твери в 1775 году сказала ему: "Вы так украсили Собор, что я подобно красивого мало видывала." И в самом деле, еще и теперь, спустя 70 лет, нельзя не удивляться тогдашней красоте его. Императрица Екатерина желала также участвовать в украшении этого знаменитого древностью храма. Она построила великолепный алтарь в Соборной теплой церкви его во имя Св. Великомученицы Екатерины. Он походит на алтарь церкви Императорского Кабинета, у нас есть в Петербурге. Здесь замечательна аллегорическая картина, на которой представлена олицетворенная Тверь, изъявляющая благодарность свою Государыне, оказавшей ей столько благодеяний после пожара. В Преображенском Соборе некогда венчались на престол Великие князья Тверские. Святой В.К. Михаил венчался тут же и с супругою своею, Анною, известною в истории своею нежною привязанностью к нему и детям. Поклонившись Святому праху Мученика, и осмотрев все примечательное в этом Соборе, мы пошли по Миллионной. Проходя по этой улице, мы видели три площади, из которых всего примечательнее Екатерининская. Она окружена лучшими домами в городе; из них в некоторых находятся разные присутственные места. Посредине площади стоит высокий столб с надписью, что в царствование Императрицы Екатерины Великой началось строение прочной дороги между столицами. Смотря на этот памятник, нельзя не удивляться быстроте, с которою все продвигается вперед в России. Еще не прошло 50-ти лет после царствования Екатерины, а у нас уже не только давным-давно ездят в Москву по прекрасному шоссе, но уже скоро будет железная дорога. На третьей площади, составляющей самую середину города, мы видели также много красивых домов. В одном из них Почтамт, в другом – Гимназия, в третьем – Училище и, наконец, в четвертом, огромном – казармы для гарнизона. На этой площади строят ныне на Святой неделе качели для увеселения народа. Вот еще небольшое сходство с Петербургом. А лет за сорок назад здесь стояли великолепные Триумфальные ворота, поставленные в честь Императрицы Екатерины Великой по случаю возвращения ее из южных областей России.
Из Миллионной мы прошли ко Дворцу, но, к сожалению, не могли попасть во внутренность. В наших городах губернских не так удобен доступ в примечательные места такого рода, как у нас в Петербурге. Для того, чтобы получить позволение осмотреть Дворец, нам надобно бы прождать у стен его, может быть, около часу, а мы дорожили каждой минутой времени, и так, надобно было удовольствоваться только садом, принадлежащим ко Дворцу. Он довольно велик и богат тенистыми деревьями. В разные стороны есть прекрасные виды на окрестности и особенно на Волгу, протекающую у самого сада. Но мы все решили, что грустно чувствовать пустоту в тех местах, – где еще так недавно в сравнении с другими местами, виденными нами по этой дороге, – было все живо и радостно. При этом случае я не могла не подивиться, как глубока бездна прошедшего. Как быстро скрывается в ней все, что поглощает она, и как незаметно и самые свежие жертвы принимают в ней один образ с теми, которые уже давно-давно лежали на мрачном дне. Не чудно ли, что Великая княгиня Екатерина Павловна, которой прелесть еще памятна для многих, живущих ныне, и Император Александр, о котором вся Европа еще говорит как о своем недавнем спасителе, и, наконец, Карамзин, еще, можно сказать, живут среди нас красноречивыми страницами своей истории, что они – еще так недавно живые и современные нам - в неумолимом прошедшем стоят в такой же дали от нас, как и те, которые расстались с землею за несколько столетий прежде них. От чего там, в этой непостижимой вечности близости для близких к нам? Я часто думаю об этом, и сегодня согласились со мною, что отраднее протекало бы для нас настоящее наше, если бы прошедшее не было так невозвратно. Как привязаться к тому, что скоро отнимется от нас так неумолимо?...
С такими грустными размышлениями вышли мы из сада покойной Великой княгини, и на одной из небольших улиц увидели необыкновенную для нас картину: около двадцати молодых женщин и девушек, в богатых платьях, замечательных по самой странной смеси старых и новых мод, шли весело, разговаривая между собою и не обращая никакого внимания на встречавшихся им. Николай Дмитриевич, которому уже давно известны обычаи Тверские, рассказал нам, что в этом собрании красавиц есть одна молодая, т. е. вышедшая замуж в последний мясоед, а остальные почти все ее прежние подружки, которых она пригласила к себе погостить и посмотреть на ее житье-бытье. Такая гостьба продолжается иногда три или четыре недели, и называется девичьим гуляньем. На том гулянье можно видеть все удовольствия тверской молодежи. Кроме такой прогулки, какую нам удалось видеть, здесь бывают по вечерам и пляски, и хороводы, и горелки, которые называются у Тверитян разбежками. Есть у них и любимый танец, - бланжа, которого происхождение не чисто Русское, но Ревельское: говорят, что деятельные торговцы тверские вывезли его из Ревеля вместе с тамошними товарами. Николай Дмитриевич, которому удалось побывать однажды на таком гулянье, видел эту бланжу и говорит, что она очень походит на старинные кадрили с вальсом, только вместо вальса в бешенстве вертятся, держась за одну руку, и оканчивают общим кругом и шеном. Довольно странно видеть вовсе не Русский танец между такими настоящими Русскими людьми, каковы тверские мещане, особливо если в числе их попадутся девушки в старинном наряде тверских горожанок. Таких еще можно видеть в Твери и подивиться их дорогим ферязям и их крупному жемчугу. Жаль, что в толпе, попавшейся нам, не было уже ни одной такой: верно она понравилась бы мне более этих смешных щеголих, разодетых в самые уморительные шляпки с огромными букетами цветов, в платья странного покроя из ярких шелковых материй; но посреди этого безвкусия вас вдруг поразят богатая мантилья, щегольской шарф, выписанные из Москвы или Петербурга. Ты верно думаешь, милая сестрица, что я шучу, рассказывая тебе это о тверских щеголихах почти самого простого звания. Нет, это все настоящая правда: моды, благодаря большой проезжей дороги от одной столицы к другой, дошли и до простого класса тверских жителей и завладели там женскими сердцами. My шины же здесь, как и везде, имеют более постоянства в этом отношении, и в купеческих семействах, по большей части, придерживаются старинного обычая не брить бороды и не переменять покроя старинных кафтанов, несмотря на все щегольство женской половины.
Чуть было не позабыла рассказать тебе, милая сестрица, какой смешной разговор вели мы во время прогулки нашей по городу. Мы встретили двух девочек лет по 13-ти, которые куда-то шли за город. Николай Дмитриевич хотел показать, нам, как здесь говорят, и завел с ними разговор. "Куда вы это идете, девочки?" – По грибы-ста. – "А разве вы любите грибы?" – Как-же, барин, любим-ста. – Мы не могли понять что за ста они прибавляют к каждому ответу, и узнали, что это у них такое словцо, которое они из учтивости прикладывают к другим словам своим, как у нас говорят еше многие да-с". нет-с. Николаq Дмитриевич не удовольствовался двумя вопросами, но продолжал их еще далее. И ты знаешь его способность перенять всякую речь? Вот чтоб позабавить нас, начал он говорить, как настоящий тверитянин. "А что-ста, крас "Да что-ста вы делаете из них?" – Да нонича-ста, так варим, да идим, а на зиму-ста шусим, – "И много нашусили-ста?" – Живет-ста.
Мы не могли без смеха слушать этот разговор, который мог бы сделаться еше забавнее, если бы тверские девушки не отличались особенною скромностью на улицах: они всегда ходят, опустив глаза в землю, и никогда не будут смотреть на встречающегося им мужчину, пока думают, что он увидит это, и если бы попавшиеся нам девочки были уже взрослые девицы, то, вероятно, они и не отвечали бы на вопросы Николая Дмитриевича: так он сам рассказывал нам, описывая здешние нравы. И потому приметно было, что ваши грибные знакомки также не совсем охотно остановились для разговора с нами, и мы просили Николая Дмитриевича отпустить их скорее. Но этого нельзя было так скоро сделать: Валериану и Лизе так понравилась тверская учтивая речь с прибавкой ста, что они также разговорились с девочками, и кажется, заставили обеих молоденьких тверитянок позабыть излишнюю застенчивость, или, лучше сказать, жеманность их до того, что они уже сами принялись рассказывать нам о том монастыре, в который они занесут свои грибы, если им удастся найти много хорошеньких березовиков. Этот монастырь был почти у самого города: там жила тётка девочек, которой они часто носили грибы в гостинец. Так как город Тверь и весь невелик (не более 4,5-х верст в длину и 3-х в ширину), и мы встретились с нашими маленькими знакомками довольно близко от того места, где была дорога к монастырю, то мы все, известные тебе любители пешеходных прогулок, решились отправиться также за ними, и были прекрасно вознаграждены за это. Рождественский монастырь, о котором говорили нам девочки, прелестно лежит на берегу довольно широкой реки Тьмаки, протекающей также в Твери и впадающей в Волгу. Он существовал еще в начале XVI века. Разумеется, с того времени все церкви и здания монастырские несколько раз перестраивались; в последний раз это было в 1812 году, когда освящен нынешний великолепный Собор во имя Рождества Христова. Он сооружен был усердными приношениями благочестивого Императора Александра и всего Августейшего Семейства.
В ограде монастырской мы встретили несколько монахинь, которые все приняли нас очень ласково и рады были, что мы пришли посмотреть монастырь их. Прежде всего они предложили нам зайти к матушке Игуменье, на что мы с большою охотою согласились. Лиза и Валериан никогда еще не бывали ни в одном монастыре, кроме Невского, – я также, как всегдашняя жительница петербургская, никогда не видала женских монастырей. Ольга Дмитриевна очень любит их, и потому нам всем очень любопытно было зайти и к Игуменье, и в монастырь. Впервой мы нашли очень добрую и умную женщину, которая, как приветливая хозяйка, показала нам все достойное любопытства в монастыре ее. В соборной церкви мы молились Чудотворному образу Тихвинской Божьей Матери, привезенному сюда более 140 лет тому назад монахинею Еленою Ростопчиною. Сюда бывают летом крестные ходы из Твери, и Образ в процессии уносится в город, и потом – в другой монастырь, верстах в 4-х лежащий от Рождественского, и называемый Желтиковым, где почивают мощи Св. Арсения. На эту духовную процессию съезжаются богомольцы не только из окрестностей Твери, но даже из Новгорода и Пскова.
Не более как в полуверсте от монастыря Рождественского, на берегах той же реки Тьмаки, мы видели одно из лучших мест в Твери: Трисвятское. Это местопребывание тверских Архиереев, с прекрасным садом, который имеет в окружности не менее трех верст. Архиерейский дом и монастырь Рождественский стоят на возвышении, и от того окружены прекрасными видами во все стороны. Несмотря на то, что на месте Трисвятского был уже в начале XVII века монастырь, разоренный потом Литовцами – в саду здешнем уничтожены еще недавно знаменитым проповедником Архиепископом Тверским Амвросием, скончавшемся от холеры в 1831 году, празднества в честь Славянского языческого бога Ярила или Ярула. Не знаю, наверное, но, кажется, Славянский Ярила значит тоже самое, что в Греческой мифологии Эрот. Праздник состоял в том, что выбирали одного человека, украшали его разными цветами, лентами и колокольчиками, надевали ему на голову высокой колпак, также обвитый лентами, и возили с плясками по саду Трисвятскому и по берегам маленькой протекающей в нем речки Лазури. Теперь же, во время праздников Ярила, которые начинались с первого воскресения после Петрова дня, тверские мещане пляшут свою любимую бланжу просто на улицах, в самом городе. Я думаю, что этот праздник очень походит на тот, какой у наших петербургских мещан отправляется в первый четверг после Вознесения, в Ямской, и называется Семиком.
Ты не можешь пожаловаться, милая сестрица, на краткость записок твоей путешественницы. Я думаю, ты не ожидала, чтобы я так подробно описывала тебе все, что встречается нам на дороге: но не могу выразить тебе, как увлекательна для меня эта новость предметов и впечатлений, и как хочется мне передать тебе все, что так приятно поражает меня. Если бы можно было, то я останавливалась бы в каждом городе на неделю и рассматривала бы в нем все, что есть любопытного. Я уже не один раз заметила во время путешествия нашего, что во всяком местечке, даже в самом неважном и, по-видимому, непривлекательном, можно найти что-нибудь интересное: стоит только искать его, а не смотреть на все глазами равнодушными, как делает большая часть путешественников, как сделаю, может быть, и я, когда буду проезжать не в первый раз по Московской дороге. Мне досадно было бы на такое равнодушие, и потому я не буду думать о нем, но возвращусь со всею живостью нынешних впечатлений моих к прогулке нашей по хорошенькой Твери. Сад Трисвятский был окончанием ее. Нагулявшись в нем и налюбовавшись прелестными видами его окрестностей, мы жалели, что усталость Ольги Дмитриевны помешала нам дойти до Желтикова монастыря, которого золотые главы уже видны были из-за сосновой рощи. Там есть, кроме мощей Св. Арсения, две любопытные комнаты, в них жил Царевич Алексей Петрович, когда находился под справедливым гневом знаменитого Родителя своего. Но как никогда нельзя надеяться видеть все, что есть на свете примечательного и любопытного, то мы на этот раз должны были удовольствоваться тем, что видели в Твери, и отправиться в гостиницу. Было уже около 9-ти часов вечера. Приятная прогулка сделала чай наш необыкновенно вкусным; Николай Дмитриевич приказал приготовить нам к этому чаю, кроме булок, еще разного рода пряников, которыми славится Тверь. Сколько вкусов, столько и разнообразие форм этих пряников стоят своей славы: в иных и не разберешь, что за фигурки они представляют; в других можно видеть разных рыбок, рыжики, какие-то коронки городские, горох, крупу, и наконец, просто коврижки.
В 5 часов утра мы выехали из Твери. Погода была прекрасная, местоположение также. На одной стороне дороги виднелась Волга. Смотря на нее, Николай Дмитриевич начал рассказывать нам о ней столько любопытного, что я намерена все это записать в журнал мой, и если ты мало знаешь Волгу, то верно поблагодаришь меня за это описание. Волга так славится в Истории и Географии нашей, что не иметь о ней надлежащего понятия для Русского – даже немножко совестно.

Публикацию готовил Р. Матюнин.